Как-то все больше проникают в нашу жизнь иностранные слова и понятия: продюсер, консалтинг и прочие кастинги с франчайзингами. Вот и еще одно словечко прижилось — формат (или наоборот, неформат). Словечко-то, между прочим, может иметь для многих начинающих музыкантов судьбоносное значение! Записала, например, молодая группа песню или альбом, приносит на радио — а программный директор ребятам: извините, парни, неформат. То бишь, не вписываетесь вы в кем-то придуманные рамки…

Ну и уж если говорить о понятии «формат-неформат», то стоит отметить, что классика неформатных групп — питерский «Аукцыон». К музыке «Аукцыона» и стиль-то трудно подобрать: для рока слишком много джазовых гармоний и приемов, да и ритмов ска и каллипсо тоже предостаточно. Одним словом, неформат.

И неудивительно, что концерт «Аукцыона» в понедельник, 10 марта, прошел в самом неформатном заведении Донецка — баре «Gung`Ю`Бazz». Абсолютно лишенная пафоса и какой-либо искусственности атмосфера бара стала, наверное, идеальной сценической площадкой для «Аукцыона». Да и после групп «Zdob Si Zdub», «Я и друг мой грузовик», «5 nizza», Леонида Федорова с «Волков Трио» кого же было ожидать в «Gung`Ю`Бazzе», как не «Аукцыон»?! Вот он и приехал по приглашению рекламного агентства «Elvis Pelvis» и при поддержке СП «Гефест».

Сам концерт описать крайне сложно. Классно отстроенный звук в течение двух с половиной часов просто метался в небольшом помещении бара. Музыканты играли на таком драйве, будто это последний концерт «Аукцыона». Лидер группы Леонид Федоров играл в каком-то полумедитативном состоянии: глаза — под верхними веками, руки и голос будто отдельно от мозгов существуют… И — энергия. Сумасшедшая энергия. Казалось, подключи к музыкантам (а особенно — к фронтмену группы Олегу Гаркуше) гирлянду из киловаттных ламп — сразу сгорит от перегрузки. Ну а задолго до концерта журналистам удалось пообщаться с Олегом Гаркушей и директором группы Сергеем Васильевым.

— Вопрос сразу к обоим. В московской прессе появилась информация, что группа «Аукцыон» находится в состоянии полураспада. Прокомментируете?

Сергей Васильев: — Мы, к сожалению, не работаем с московской прессой.

Олег Гаркуша: — Я могу добавить. Мы не работаем ни с московской, ни с донецкой, ни с питерской прессой. Часто бывает, что журналисты где-то что-то услышали, что-то им сорока на хвосте принесла, и эта информация в изданиях и появляется. Однажды перед самым нашим концертом в хорошем зале Ленсовета в одном издании прошла информация, что меня вообще не будет на этом концерте. Позвонив в это издание, я узнал, что у них есть какой-то сопливый внештатный корреспондент, и вот он где-то и раздобыл эту информацию.

— Сегодня вы будете презентовать новый альбом «Я — мама»?

С.В.: — Нет. Дело в том, что у «Аукцыона» никогда не бывает концертных программ. Просто песни, которые пишутся, включаются в концерт или не включаются вообще. Но к «Маме», это, может быть, и не относится, потому что в «Маме» записаны концертные версии старых песен, которые со временем приобрели новое звучание.

— Вы всю свою творческую жизнь прожили в состоянии неформата. Как вам жилось-то в этом состоянии?

С.В.: — Неважно — формат или неформат…

— Но ведь многие молодые стараются в этот формат попасть…

С.В.: — …И ничего хорошего из этого не получается.

О.Г.: — Группа «Аукцыон» не из таких, и мы никогда в жизни не писали форматных песен ни под чьи дудки. У нас нет ни спонсоров, ни промоутеров, есть вот только директор. Но тем не менее, нас знают.

— Олег, можете что-нибудь рассказать о вашем проекте «Гаркундель»?

О.Г.: — Это, конечно, не относится к теме «Аукцыона», но, помимо коллектива, у меня существуют разные отклонения. Отклонения в сторону общественной деятельности — помощи молодым музыкантам. Несколько лет назад мною был создан Благотворительный центр помощи молодым музыкантам под названием «Гаркундель». Дальнейшие планы — создание центра, где будут базироваться музыканты, художники, всякая интеллигенция. Будут репетиционный зал, студия и так далее. Нужно, конечно, достаточно большое количество денег, помещение, но работа идет. И еще я выпустил альбом «Гаркундель», где, с позволения группы, пою те песни, которые написаны мною.

— Хвост летом был в Коктебеле. Не было ли желания вырваться вместе с ним?

С.В.: — Мы с ним в Нюрнберге играли в прошлом году. Это был полный экспромт. Нас пригласили в Нюрнберг на концерт: «Ленинград», «Гражданская оборона» и «Аукцыон». Мы приходим в гримерку — там Хвост сидит! Первая фраза: «Ты чего здесь делаешь вообще?!»… Импровизированно сыграли в конце две песни. Все случайно как-то получается. Тот же наш совместный альбом «Чайник вина»… Хвост попал в Россию, прилетев на самолете с гуманитарной помощью. Он уже двадцать пять лет живет за границей, и до сих пор не оформил гражданства. Он — в положении беженца. И когда он приезжает в Россию — ему говорят: «Ты же беженец! Ты же убежал оттуда!» В 95-м он приезжал на запись «Жильца вершин» в последний раз в Россию. Сейчас его никакими силами оттуда не вытащишь.

— Скажите вот вы все — взрослые люди, у многих — семьи, дети, а на сцене так куражитесь, что и молодым панкам не снилось! На чем драйв-то держится?

О.Г.: — Мне часто задают такие вопросы, но я не могу на них ответить. Наверное, это держится на каких-то внутренних ископаемых.

— Какая публика вам ближе? Та, которая веселится и танцует, или та, которая внимательно слушает? Просто я сам неоднократно сталкивался с тем, что на концерты «ДДТ», «Алисы» публика часто приходит, чтобы просто покричать, подурачиться.

О.Г.: — Если сравнивать публику, которая ходит на концерты вышеперечисленных групп, и ту, что ходит на наши концерты, то наша тоже верещит и танцует, но делает это как-то по-другому. Может, более интеллигентно, что ли. Как правило, на наших концертах не происходит каких-то серьезных эксцессов или драк.

— Олег, я как-то смотрел передачу Дмитрия Диброва «Антропология» с участием «Аукцыона». Тогда, кажется, отмечали ваше 40-летие. Тогда вы были в студии одни, без всяких зрителей, а отыграли так, как будто это был зал на тысячу зрителей!..

О.Г.: — Я приведу пример. У нас в Германии был большой тур, где-то около 20-25 концертов, и должен был состояться в небольшом клубе концерт. Мы приехали — а там никого нет. И вместо зрителей мы увидели четверых-пятерых барменов…

С.В.: — Давай, я расскажу. Я очень люблю гордиться этой историей. Я впервые тогда поехал с «Аукцыоном» в поездку. Мы приехали в Пассау, в клуб — двери закрыты. Приходит какой-то помятый немец — немцы, которые работают в клубах, почему-то все помяты — и спрашивает: «Вы музыканты? А давайте сегодня концерта не будет». Мы: «Почему так?» Он: «Да понимаете, ваш немец-менеджер не прислал никакой рекламы, афиш нет, так что народ сегодня не придет. А хозяин аппарата приехал, и я ему все равно буду должен заплатить 400 марок». Музыканты посоветовались, достали свои 400 марок, отдали аппаратчику и сказали: «Концерт будет!» И я за три часа пред концертом побежал оклеивать город афишами. Хозяин сказал: «Ну, раз вы такие крутые, то все деньги за вход ваши. И можете пить в баре все, что хотите». И это была их ошибка! Потому что выпили все! Вообще все! Для меня это было шоком: я не представлял, что музыканты могут так относиться к своей работе! Играть за свои же деньги! Но больше всего меня убило то, что аппаратчик прибежал после третьей песни ко мне и начал объяснять, что он — организатор очень большого фестиваля, который состоится через несколько дней (мы видели афиши фестиваля — город весь был обвешан ими вплоть до пятых этажей!), и он нас приглашает на нем выступить.

О.Г.: — Я могу добавить. Мы можем играть хоть для одного, хоть для двух человек. Разницы абсолютно никакой нет. Из того, что мы делаем — 99 процентов мы делаем для себя. Как бы цинично это ни звучало.

С.В.: — В одном из интервью Леня Федоров сказал: «Я на публику вообще внимания не обращаю».

— Если бы вам предложили сделать ремиксы на ваши песни — каков был бы ваш ответ?

С.В.: — Ремиксы — это творчество совсем других уже людей. Знаете, когда к нам приходят с предложением: «А давайте, мы вам клип снимем?», то всегда слышат один и тот же ответ: «Снимай!» Ради Бога, пусть делают все, что угодно, лишь бы не мешали.

— Олег, вам не страшно находиться рядом с Леонидом Федоровым, когда он поет?

С.В.: — Мне иногда страшно становится. Мне его жаль.

— Почему?

С.В.: — Не знаю, какие-то, наверное, отцовские чувства. Он умирает на сцене.

О.Г.: — В этом-то и отличие настоящего музыканта: он каждый раз отдает себя на сцене до последнего.