Состоявшийся 18 апреля в ММДМ «Воскресный концерт» оказался по зубам не всем зрителям. Некоторые уходили прямо посреди музыкальных номеров. Чего они, интересно, ждали? Что Леонид Федоров заголосит «Птицая птица», а ансамбль древнерусской духовной музыки «Сирин» весело подхватит припев (лай-ла-ла-ла!) на манер задорных бабкинских молодиц?

Впрочем надо признать, что очередное действо московско-питерских музыкальных младоархаистов оказалось действительно не очень легким для восприятия. То ли дело — рождественская «Зимы не будет» того же Волкова и Федорова с «Аукцыоном» и с «Академией старинной музыки» Гринденко: вопрос — ответ, на «Зиму» Вивальди — «Зимы не будет», а на «Дай мне снова замерзнуть» (речитатив Гения холода) Перселла — «Все вертится».

Накануне «Воскресного концерта» его главные участники рассказывали о стремлении объединить разные музыкальные потоки, проверить духовную и народную музыку авангардом и роком. Они также дружно уверяли, что не имеют четкого плана концерта — так, общие наметки.

Однако они умолчали о главном. Публика ждала простого повторения того замечательного праздничного концерта. Благо и повод соответствующий — тогда было Рождество, нынче Пасха. Но музыканты, как и положено настоящим авангардистам, не стали повторять достигнутое, а пошли дальше. И представили публике самый настоящий пассион, то есть «Страсти»: воспроизведение музыкальными средствами Страстной недели.

Это тоже не потрясающая новизна: всем (кто интересуется новым синкретизмом, конечно) памятны грандиозные «Страсти по Матфею», устроенные в англиканской церкви летом 2000 года. У меня уже был случай упомянуть, что тогдашнее циклопическое действо, несмотря на искренность попытки, оказалось сильно перегруженным и не очень уместным посреди лета.

Сейчас, в Пасхальную неделю, вопрос об уместности, понятное дело, не возникал. Возникал вопрос об уместности выбранных средств. Начать с того, что пассионы в православии вообще до сих пор отсутствовали, так как в храмах, как известно, запрещены музыкальные инструменты. Но главное, в отличие от классических католических и протестантских пассионов (Баха, например), в «Воскресном концерте» действительно, как и обещали музыканты, сливались четыре разных музыкальных потока. Упрощая, можно сказать, что «Сирин» внес напряженно-упорядоченный спиритуализм черного духовенства, «Волковтрио» — спонтанные выбросы энергии, Старостин — умиротворение русской деревни, а Федоров, с почти чистой заумью-глоссолалией его недавних песен — экстатическую праславянскую стихию.

Сами по себе эти элементы звучали прекрасно; будь то многоголосые распевы «Сирина» и чистые альты его детской группы — или отчаянные песни Федорова (особенно он разошелся в «Якорях»). Но лучшее, как обычно в таких случаях, возникало на пересечении. Уместной оказывалась и сумрачная, совершенно языческая песня-заклинание «Ты спаси нашу скотину в поле и за полем от медведя лукавого» Федорова и Старостина с волковским резким контрабасом, и светлая, прямо-таки битловской гармонией наполненная песня Старостина и Котова «Глубоко, глубоко». Причем это была песня в общепринятом значении этого слова — хоть сейчас в ротацию на радио и в хит-парад.

Самый трагический момент действа настал ближе к его концу. Когда на экране пустили видеозапись, в которой деревенская старушка плакала — пусть и ритуальной заплачкой, но по действительно умершему «сыну Колюшке» — и отрешенно рассказывала о своем горьком житье-бытье, всем стало совсем не по себе — даже тем, кто сообразил, что этот отрезок соответствовал Страстной субботе — самому печальном месту Страстей. Именно тогда-то больше всего зрителей и потянулись к выходу. И зря: как радостно и торжественно звучал после него последний номер программы, соответствующий Воскресенью! Чтобы почувствовать это, даже не надо было быть христианином.

И это, пожалуй, самое интересное и важное в состоявшемся воскресном концерте. «Храм святого Петра — построенный выход из католицизма, начало светского мира, начало расстрижения рода человеческого», — писал полтораста лет назад Герцен, убежденный атеист и западник. В силу разных причин у православия так и не было своего «расстрижения» — но не было и своего настоящего «выхода». Конечно, совсем неправильно сравнивать концерт, даже самый удачный, с Сан-Пьетро; но все-таки: на «Воскресном концерте» Федорова, Волкова, Старостина и «Сирина» духовное так органично слилось со светским, архаичное с модернистским, а христианское — с языческим, что задаешься вопросом — не начало ли это того самого долгожданного «выхода в мир» канонического православия? Во всяком случае — выхода на новый уровень общения с современными мирянами?

"Снова ко мне вернется то, что со мною было больше уже не будет" — это заклинание из федоровской (то есть на самом деле хвостенковской) песни звучало как «казнить нельзя помиловать». Хочется надеяться, что запятая окажется поставленной в правильном месте и к нам вопреки всей логике снова вернется то, чего уже не будет.

21.04.2004